— А это? – аккуратно подстриженный палец опускается под неровно выведенной буквой «K».

— Клопп. Мартин Клопп. Строительство и городское развитие.

— Да-да, точно. Это? Бунн?

Рискованное дело, как и любое другое неординарно выглядящее, не может просто затухнуть и раствориться в вечности. Оно всегда обязательно либо добивается грандиозного успеха, либо такого же грандиозного провала. И тут дело вовсе даже не в уровне подготовке: подобного рода дела всегда пытаются просчитывать на столько шагов вперёд, насколько это вообще возможно. Когда речь идёт о риске, вторым по уровню значимости условием становится удача. Обязательно крупная и тяжеловесная, вмещающая в себя достаточно пороха, чтобы устремить рискованное дело прямиком к звёздам.

Юрген понял, что схватил удачу за хвост в тот самый момент, когда измученный и даже самую малость отчаявшийся, буквально случайно отыскал свой собственный Святой Грааль в одной неприметной тумбочке. А затем отыскал его снова через пару недель. А затем ещё. И ещё. С тех пор прошло без малого месяцев шесть, и за это время маленький, охренительно рисковый тайный проект достиг каких-то небывалых успехов. Тех, о которых товарищ Шрётер и не менее отчаянный полковник Шлёндорф даже не смели и мечтать, когда немного неловко, но с пониманием необходимости дела обсуждали детали сомнительной операции. Операции, результаты который переполошили не только верхушку ФРГ, но и их «достопочтимых западных партнёров».

— Тобиас Брюль. Транспорт и инфраструктура.

На самом деле, расшифровать записи, которые очевидно не предназначались взгляду посторонних глаз, было не так уж и сложно. Пришло, быть может, чуть больше недели с тех пор, как Юрген отнёс записи из блокнота в отдел дешифровки, и вот уже в распоряжении министерства оказался пока ещё довольно короткий список имён и общих комментариев: откуда и что делает. Никто его даже ни разу не спросил, откуда они. Где он их добыл и что пришлось для этого сделать – и это к лучшему. Так обычно здесь и бывает. И это даже не вопрос профессиональной этики, просто иногда некоторые вещи лучше не знать и спасть с чистой совестью. Отмашки «полковник Шлёндорф» всегда было достаточно, чтобы даже любопытный взгляд сменился полным пониманием – если хотя бы кто-то в курсе, остальное не так важно.

Постепенно начала отпадать и необходимости в отделе дешифровке. Зашифрованные имена, министерства и задачи в основном повторялись, и тут уже даже не требовались особые способности Юргена, чтобы все их запомнить. Правда, Клаусу Шлёндорфу не всегда удаётся припомнить каждую из букв с первого раза. Но это и не страшно. У товарища полковника и без того достаточно положительных как профессиональных, так и личных качеств.

— Отлично. Юрген, как всегда отлично.

Юрген смущённо улыбается и потягивается на кресле. Не таком удобном, как у полковника, но достаточно сносном, чтобы при каждой встрече проводить в нём по несколько часов подряд.

— Ты кстати уже слышал? – из ящика массивного стола на столешницу опускается позолоченный портсигар и странная привычка полковника прятать его обратно после каждого акта курения. Как-то раз Юрген спросил, зачем он каждый раз убирает его в стол, на что Клаус ответил, что таким образом он уже последние лет пятнадцать пытается бросить курить.

— Мм? – разумеется, Юрген тянется к портсигару вслед за наставником.

— У нас сегодня в гостях делегация. Весси наконец переполошились, грозились кого-то прислать и вот всё-таки прислали. Кстати, может быть даже твоего, — Шлёндорф закуривает сам и протягивает сидящему за столом напротив уже горящую зажигалку.

— Вот с кем мне уж точно не хотелось бы пересечься где-нибудь в коридоре, — Юргену приходится наклониться, чтобы затянуться и уже после облокотиться обратно на спинку кресла.

Шлёндорф немного хрипло усмехается и тоже откидывается назад, спрятав портсигар в его особое убежище.

— Но я не думаю, что они пришлют разбираться именно Риссманна. По утечке всегда понятно, от кого информация утекла. Было бы странно, если бы латать пробоину прислали в ней провинившегося.

— Было бы странно.

Юрген вторит, и не особенно задумывается над чужими словами. Шлёндорф прав. Вернее, его авторитет убеждает Юргена в том, что тот непременно прав, а в таком случае, на невозможную вероятность нет необходимости тратить силы. В любом случае, кто бы сегодня не оказался в обители тайной полиции, к Юргену это не имеет никакого отношения. Его дело – добыть информацию, а как уже ей воспользуются или как её защитят, от него никак не зависят. Главное, чтобы Риссманна не ткнули носом в по-хозяйски расположившегося в его квартире крота, а всё остальное неважно. Остальное неважно, а это – решительно невозможно, потому что во всём здании Министерства государственной безопасности только два человека знают, каким образом министерству удалось добиться столь приятных высот. И оба этих человека сейчас находятся в этом самом кабинете.

— В принципе, ты мне сегодня больше не нужен. Да и завтра не нужен, можешь вообще до пятницы отдохнуть. Ты когда снова туда? Шестнадцатого?

— Пятнадцатого.

— Тогда точно до пятницы свободен.

— Я в любом случае в четверг должен прийти. Мишель попросила помочь ей какие-то там бумаги разобрать.

— Фрау Люкерт? Славная девушка, да. Кажется мне, не от большой заботы о бумагах она попросила тебя помочь.

— Мне тоже так кажется. Поэтому я и буду здесь в четверг.

Полковник Шлёндорф снова усмехается: кряхтя, немного по-стариковски. Накручивает пальцем слишком длинный ус, а затем с жаром рассказывает о победе местного «Динамо» в это воскресенье. Юргену футбол не нравится, но он кивает активно и вставляет вполне разумные комментарии. Мишель Люкерт на самом деле достаточно славная девушка, чтобы потратить на неё хотя бы половину своего выходного. У него всё равно нет никаких особенных планов на ближайшие дни. До пятнадцатого числа он в принципе довольно свободен, так почему бы не помочь юной машинистке с надуманным делом, чтобы затем между прочим припомнить своего хорошего приятеля Эрика, а потом как-нибудь невзначай их познакомить. Эрик тоже довольно славный парень. Словом, отличный вариант для Мишель.

После того, как окурок Юргена отправляется в пепельницу, сам Юрген встаёт с кресла, следом с кресла поднимается полковник и они пожимают друг другу руки. В общем и целом, прям сейчас можно было бы отправиться домой, но в кабинете так и осталась недописанной расшифровка последней аудиокассеты, в которой в общем и целом не было ничего важного, и поэтому Юрген не поспешил подготовить её ко встрече со Шлёндорфом, но которую в любом случае нужно дослушать и законспектировать. А такие кассеты, как оказалось, всё-таки лучше слушать на работе. Дома прослушивание обычно затягивается на непредсказуемо долгий срок.

Стянув со спинки пиджак и наскоро всунув руки в рукава, Юрген прощается с полковников и выходит из кабинета. Нужно в кабинет, но сначала, надо бы добраться до столовой. Времени сейчас где-то около двух, Юрген торчит здесь с раннего утра, позавтракал плохо и ещё совсем не обедал, что для результативной работы нужно было исправить. Так сказать, дать себе небольшой перерыв между работой. А потом ещё можно сходить во двор покурить, потому что курить на свежем воздухе всё-таки куда приятнее, чем в даже всегда проветриваемом кабинете.

— Шрётер! – Юрген останавливается немедленно, пусть и не сразу понимает, откуда доносится звук. Но всё-таки оборачивается.

— Что? – это всего лишь Альберт, правда Альберт непривычно бледный и встревоженный.

— Принеси вот это, пожалуйста, — сделав пару шагов от закрытой двери, Альберт протягивает ему небольшой клочок бумаги: такой довольно легко и быстро уничтожить.

— Гримм, давай сам, — первое правило успешного агента: никогда не ввязываться в том, что тебя не касается.

— Юрген, пожалуйста. Эта свинья говнится с самого утра, Хас в ярости, у нас каждый человек сейчас на счету.

Юрген смотрит на Альберта, Альберт смотрит на Юргена. Юрген смотрит на дверь и вздыхает. Так вот, оказывается, где всё оно сейчас и происходит. Та тихая битва, по сути развязанная его собственными руками, а значит именно та, от которой ему стоило бы держаться подальше. Клаус сказал, что его прислать никак не могли. Клаус никогда не ошибается, а Юргену любопытно до жути. Юрген тяжело вздыхает и всё-таки вытягивает листок из чужих рук.

— Сегодня вечером идём в Хопфенсак и ты угощаешь.

— Да, хорошо! Мне и самому нужно будет выпить после всего этого, — кажется, Альберт выглядит уже чуть менее бледным, чем прежде. – Сто пятьдесят седьмой, и скажи, что ты от Хаса. Иначе не отдадут.

Кабинет номер сто пятьдесят семь – это явно не очень хороший знак, но Юрген кивает и отправляется в ту сторону, из которой только что пришёл. По лестнице вверх, затем направо, постучать, получить немного встревоженный взгляд, – номер указанной на клочке бумаге папки, кажется, настораживает работников ещё больше, чем насторожил Юргена номер кабинета, – а затем и сами документы. Перед тем, как зайти в кабинет, из которого недавно выбрался на волю Альберт, Юрген уже не стучит. Очевидно, в таких делах либо уже не до стука, либо в принципе лучше не стучать. Это даже не кабинет, а скорее крохотный зал для заседаний, переполненный людьми и душный, несмотря на открытые настежь окна. Людей и правда слишком много, поэтому Юргену даже приходится протискиваться к столу – нужно отметить, дорогу уступают ему с большим почтением: видимо, все примерно понимают, бумаги какой значимости доставил их случайный, но крайне надёжный гонец.

А потом Юрген видит его затылок. Затылок, который он не спутает ни с каким другим и ни разу в жизни. На который привык смотреть, уже опускаясь на колени или едва ли удерживая глаза открытыми от усталости. Кажется, в этот момент у Юргена внутри что-то обрывается. Не страх, а холодный ужас ледяным потоком выливается на аккуратно зачёсанную на бок шевелюру, и только немыслимым усилием воли Юрген не позволяет себе замереть на месте. Они бы не поняли. Никто бы не понял, почему с виду невзрачный агент неожиданно остановился на месте, крепко сжимая в руке важные документы. Они ведь не знают. И не должны были узнать. А его не должно было здесь быть.

Юрген не до конца осознаёт, каким образом ему всё-таки удаётся подойти ближе. Он не осознаёт себя в тот момент, когда, опуская папку на стол, вынужденно наклоняется ближе и, боковым зрением, не поворачивая головы, даже может увидеть такие чертовски знакомые скулу и подбородок. Ладно, это не так страшно. Он всего лишь должен был принести документы. Всего лишь принести, положить их на стол и убраться из кабинета с приличной скоростью. Славу Богу, как всегда слишком надменный и важный он не поднимает головы. Игрок. Оказывается, всегда игрок.

Второй сердечный приступ даже у такого молодого человека как Юрген мог начаться в тот самый момент, когда широкая ладонь накрыла его собственную. Властно, по-собственнически. Так, как делала это всегда, но никогда не должна была сделать в этом зале, в этом здании и в этой части города.

Первый рефлекс – немедленно выдернуть руку: рефлекс, от которого за последние шесть месяцев пришлось напрочь избавиться. Юрген слышит его голос, а по спине проливается ледяной поток, которому разве что одного градуса не хватило, чтобы перейти в твёрдое состояние. Юргену кажется, что земля вот-вот уйдёт у него из-под ног, и она действительно проваливается, стоит только удерживающему его ладонь человеку поднять взгляд.

Это конец. На самом деле конец. Конец для столь многого, что в этот самый момент Юрген даже слишком плохо понимает, что будет делать дальше. Как минимум, скорее всего в ближайшие двадцать четыре часа соберёт всё самое необходимое и вылетит в Казахстан, а может быть даже в Туркмению. Или совсем напротив, поможет держать. Станет частью большого и очень важного секрета, призванного заменить скандал невиданных масштабов скандалом, который уладить будет хотя бы немногим легче. И в любом случае, пятнадцатого никуда идти ему теперь уже не нужно. Единственное, что закончилось с ожидаемым результатом: пусть и значительно раньше, чем Юрген предполагал. На что Юрген рассчитывал.

Оказывается, его фамилия из уст Фридриха звучит не менее приятно, чем имя. Пожалуй, это последнее замечание, которое Юрген может себе позволить по поводу герра Риссманна. Пожалуй, это вовсе не тот факт, о котором он собирался узнать, а теперь, когда не только один чертовски знакомый взгляд, но и все взгляды в этой комнаты направлены на него, Юрген и вовсе ощущает мгновенное сожалению о том, что когда-то предложил Шлёндорфу один очень рискованный план. В этот самый момент у Юргена никакого плана нет. Нет даже относительно сносной идеи, которая помогла бы выйти ему из невозможной ситуации. Проходит всего секунда, но по его личным ощущениям мимо проносится целая вечность. Этого не должно было произойти. Никак не должно.

— Товарищ Хас, — так и не опустив взгляд на Риссманна, Юрген переводит его на начальника. С неожиданной даже для себя дерзостью он ловко выдёргивает ладонь из-под чужой ладони, будто бы в продолжении попытки разогнуться и встать наконец ровно. Он не будет кланяться перед ним. Не здесь. – Я могу идти?